За что они нас?

Моя новая книга вышла вчера в издательства Litsvet

Эта книга не про войну.

Она про людей в состоянии войны — есть такое состояние, несовместимое с жизнью.

Семнадцать историй про абсолютное зло и про людей, которые его принимают и оправдывают.

Четыре повести в конце — четыре попытки понять, откуда взялись эти люди.

Найти книгу (электронную или бумажную версию) можно на сайте lulu.

https://www.lulu.com/search?sortB

Алена Жукова:

Издательство LITSVET представляет новую книгу нашего постоянного автора, писателя, поэта, лауреата премии Э. Хемингуэя — ЛАДЫ MИЛЛЕР. Надо бы радоваться выходу этой книги, но лучше бы она никогда не была написана, хотя автор утверждает, что эта книга не про войну.

Она про людей в состоянии войны — есть такое состояние, несовместимое с жизнью.

Семнадцать историй про абсолютное зло и про людей, которые его принимают и оправдывают.

Четыре повести в конце — четыре попытки понять, откуда взялись эти люди. Книгу открывает рассказ, который был написан вскоре после начала войны. Это абсолютно правдивая история. Рассказ стал очень популярен в интернете, попадались даже публикации без указания авторства. Он постепенно становился народным… Собственно, каждый рассказ Лады Миллер на тему войны расходился по соцсетям с невероятной скоростью. Пришло время собрать рассказы в книгу. Сегодня она перед вами. Купить ее можно на сайте журнала тут https://www.lulu.com/search?sortBy=RELEVANCE&page=1&q=Лада+Миллер+За+что+они+нас%3F+may+2024&pageSize=10&adult_audience_rating=00 А это, собственно, рассказ, с которого все началось

— Вы по-русски говорите? — женщина поправила розовую шапочку на лысой голове, кивнула в сторону книжки. По черной обложке ползли белые слова: Хемингуэй «По ком звонит колокол»

— Да.

— Вот радость-то, — лицо женщины было похоже на луну, которая улыбается. — А вы тоже в Монреаль летите?

Я загнула страницу, посмотрела в иллюминатор. Амстердам опускался вниз, таял, превращался в пятно на весеннем глобусе.

— Да.

— А сами откуда?

— Из Монреаля. Я уже двадцать лет в Канаде живу.

— Вот как. А я в первый раз лечу. К дочери. Да и вообще в первый раз в самолете.

Видно было, что женщине не терпится рассказать о себе, я вздохнула и захлопнула книгу.

— Интересная книга? — вежливо поинтересовалась она.

— Про войну.

— А зачем про войну читать? — женщина пожала плечами. — Я вам и так расскажу. Я ж из Харькова.

Лет сорок пять. Уютная, моложавая женщина. Даже розовая шапка не портит. Морщины в уголках глаз, улыбается часто. Белое лицо, будто присыпано мукой. Глаза живые, только растерянные немного, так, наверное, смотрит цветок, который выдернули из горшка.

— Я из Харькова. У меня сын там остался. Ему двадцать два. Он в теробороне. И невестка. Они полгода как поженились. Я невестку с собой звала. Не поехала. Не захотела моего Андрюшу оставлять. Любит, значит.

Мимо нас прошла высокая стюардесса. Она катила тележку с напитками.

— Что вы будете пить? — наклонилась она к моей соседке.

— Что вы будете пить? — повторила я вопрос по-русски.

— Чаю. Можно?

Чай оказался горячим, женщина насыпала в него сахар, помешала деревянной палочкой, глотнула, прикрыла глаза от удовольствия.

— Чай — это хорошо, — прошептала она, — мне, знаете ли, доктор сказал, пить надо как можно больше. Но это еще до войны было. У меня как раз до войны рак обнаружили. Химию назначили. Все как у людей. У нас медицина очень даже хорошая, вы не слушайте, если вам другое будут говорить, ладно?

— Ладно.

— А как с медициной в Монреале? — тревожно спросила она. — Думаете, дадут мне химию?

— Если надо, обязательно дадут. А с медициной у нас по-разному. Но вообще-то хорошо. Надо только не отчаиваться.

— Я не отчаиваюсь. Я как квартиру свою закрыла, по лестнице сошла, в машину к подруге села, так и перестала отчаиваться. Времени не было. Только цветы жалко. У меня два цветка дома. Что с ними теперь будет?

Самолет качнуло, зажглась табличка «пристегнуть ремни».

— Надо пристегнуться.

Женщина завозилась, посмотрела на меня беспомощно.

— Не пойму, как.

Я помогла пристегнуть ремни.

— Вас как зовут?

— Лена.

— Очень приятно.

— И мне приятно. Мне вас бог послал. Мне поговорить надо. Рассказать. А то жжет внутри. Скажите… За что они нас?

Я промолчала. Лена вздохнула.

— Я поначалу уезжать не собиралась. Как сына оставишь? Но мне химию продолжать надо, а в больницах не до химии сейчас. Вот дочь и настояла. Собирайся, говорит. А что тут собирать? Говорю же, дверь закрыла и пошла. Сумку взяла с одеждой сменной и документы. Так ту сумку я еще в первый день приготовила, как бомбить начали.

Она замолкает. И я молчу. Думаю про сумку со сменной одеждой. Я бы взяла футболку, свитер, штаны тренировочные, белье. Полотенце надо или нет?

— Когда в поезд садились, страшно было.

Ее голос становится хриплым, и я начинаю бояться, что женщина заплачет.

— Сначала было страшно, что не залезем, места не хватит. Подруга меня толкала и толкала, говорила, чтоб я локтями работала. А как локтями, когда кругом дети малые. Втолкнула. У людей чемоданы выхватывали, выбрасывали на перрон. В вагоне дети, старухи, женщины беременные, все молчат, даже жутко. Наконец тронулись. Поехали. Потом остановились. Сказали всем выходить из вагонов, сейчас бомбить будут.

Снова прошла стюардесса. Теперь с тележкой, откуда доносились вкусные запахи.

— Лена, вы что хотите — курицу или пасту?

— Курицу. Или пасту. Все равно.

Она ест быстро, аккуратно подбирает куском булки остатки соуса, вытирает губы салфеткой. Снова прикрывает глаза.

Продолжает, будто и не останавливалась:

— Выбежали. А там склады какие-то. Сховались кто где. Не бомбили. Вернулись к поезду, снова надо в вагоны запихиваться. Тронулись. А две женщины как закричат. Это, значит, поезд едет, а под окнами их дети бегут. Ну, дернули стоп-кран. Подняли деток. Да. Это тебе не кино про сорок первый. Это на самом деле.